Цикл «Песен о Хельги»
Отнюдь не менее, а в чем-то даже более связан с «Легендой о Вещем Олеге» цикл «Песен о Хельги», записанный, как и вся «Старшая Эдда», в XIII в.
Отнюдь не менее, а в чем-то даже более связан с «Легендой о Вещем Олеге» цикл «Песен о Хельги», записанный, как и вся «Старшая Эдда», в XIII в.
Таким образом, основные черты образа Вещего Олега можно считать результатом синтеза скандинавской (конкретно — норвежской) и болгаро-христианской историко-политической мысли, проведенного идеологами русской Церкви русского же происхождения (в связи с возможной неточностью греческих переводов) в обстановке антивизантийской по направленности борьбы за уравнение престижа Руси и Империи, скорее всего — в 40-е годы XI в.
В итоге костяк легенды, сложившейся в устных беседах с норвежскими конунгами и их скальдами за столом Ярослава (Георгия) Мудрого, мог (при желании ее авторов) находить все новые «подтверждения» и дополняться деталями из болгарских и даже византийских источников.
«Болгарский след» в «Сказании о Вещем Олеге» можно, по нашему мнению, обнаружить трижды.
Что первично («Сказание о Вещем Олеге» или «Сага об Олаве») — сказать сложно.
С учетом достаточно вероятного влияния на первую из них римско-католической, отчасти иудео-хазарской, возможно, болгарской и славяносреднеевропейской («дружинной») политико-идеологических доктрин для альтернативной остаются либо ортодоксально-византийская, либо, что более вероятно, скандинаворусская.
К этому же времени (сразу после 1030 г.) часть ученых (Д.С.
При создании «дружинного государства» в среднеевропейской модели и чиновничье-бюрократического государства (раннего этапа), образованного посредством объединения нескольких земледельческих протогородов-государств или мегаобщин, используется такой идеологический мотив легенд обоснования власти, как построение нового столичного города или его «укрепление» монументальными зданиями.
В связи с характером задач и соблюдая элементарную хронологическую последовательность создания памятников, рассмотрим вначале тот из них, который принадлежит перу первого из зафиксированных авторов христианской политической концепции Древней Руси.
Но поскольку наша версия соотношения реалий, описанных в этих произведениях, не касается ни датировки, ни степени достоверности статей ПВЛ 941-946 гг. (для последней нет никаких поводов в источнике и прецедентов в историографии), она и не рассматривается в обзоре источников.
Естественно, гипотетические «операции» проходили с датами «от сотворения мира», но сути дела это не меняет, так как длительность года («лета») в обеих календарных системах (византийской и юлианской) одинакова.
Возможна, впрочем, и случайность: как бы «витающий в воздухе», без даты, имени «царей» и князя документ, точнее его часть, был связан с эпизодами «сказания» и привязан к конкретным именам и дате (907 г.).
Если ему было известно, что после этого похода, состоявшегося при Михаиле III (а этим фактом он располагал достоверно), был, но уже при Василии I, заключен мир, то, с учетом возможного сдвига в датах летописи (из-за ошибки в определении начала царствования Михаила), дата заключения Василием предполагаемого мира с Русью могла отодвигаться на середину 70-х годов IX […]
Цель обеих — закрыть хронологическую лакуну в несколько десятилетий, недопустимую для летописей-хроник, связать конец варяжской легенды, включая поход на Царьград, отраженный в византийских источниках, с концом правления Игоря, также в них достаточно освещенным.
Договор же 944 г. содержит сведения о территориально-политическом устройстве «варварского» двухуровневого государства не периода его расцвета и стабильности, а кризиса и предстоящей трансформации, т.е.
По мнению Т.М. Калининой (1997) и А.П. Новосельцева, был лишь один поход 909/910-912 гг.
Так, например, здесь упоминаются наряду с «греческими» уже термины и славянского права — «положити ряд», вместо имени «Леон» употребляется переводное «Лев» и др.
Последнее особенно важно: эти уникальные сведения содержатся не в «легендарной», а «повествовательной» — частично заимствованной из греческого (или болгарского?) источника — синтагме данной части текста.